Васнецов 30.06.2019 20:20

Васнецов

Приснился мне как-то Васнецов. Виктор. Я сначала подумал: к чему бы? может это сон в руку?.. вот хорошо-то!.. повезло… но как? не может такого быть... времени-то порядком прошло…

Ладно, не стал опережать события, решил подождать что дальше будет.

Ну, я чайку попил и на работу пошёл. Отработал день. Всё нормально. Всё чин чинарём. Всё как обычно. Как и всегда. Тишина. Никто ко мне не подходил, ничего не предлагал. Вечером тоже ничего особенного. Гостей не было. Видимо, зря долговязый всю ночь снился. Но, ничего не попишешь, дальше бум ждать.

Как и всегда один тусовался по дому, домовничал. Нервничал. Так никто и не пришёл. Допоздна копошился по хозяйству. Потом спать пошёл.

Наутро снова тот же сон. Такой же самый. Один в один. И назавтра снова он. Точь-в-точь. И на послезавтра тоже. Зачастил один и тот же сон. Что же тут хорошего, размышляю… И всё он грезится – Виктор Васнецов. Ну сколько же можно… Никто больше не чудится, только он. Спасу уже никакого нет. И почему это ни тот, ни этот, ни какой-нибудь другой, а именно он мерещится мне? Странно. Я уж всё передумал. И так… И этак… Потом осенило, что первая моя мысль всё же правильная была – зайти должен. Если и вправду так, то это хорошо. Очень хорошо. Неужели всё-таки помнит?.. Неужто не забыл?.. Но почему тогда не заходит?.. Ни вчера. Ни позавчера. Странно. Ну, думаю, ещё подожду немного. По-всякому бывает. В жизни-то…

Через некоторое время ко мне в гости сестрица пожаловала. Моя единоутробная сестра Ольга. С сыном пришла, то бишь с племянником моим. Племяша Вовкой зовут. Сидим мы на кухне, чай пьём с малиновым вареньем. Вовка шибко охочий до малинового варенья. Сидим – разговоры разговариваем.

В ту ночь опять снился мне тот сон. Я и говорю Ольге, сестре моей:

– Слышь-ка, Оля! Сон меня задавил. Прилип как... Один и тот же. Который день подряд снится. Спасу уже никакого нет.

– А ты почему днём-то спать стал? А ночами чего делаешь? – она мне отвечает вопросом на вопрос.

– Да не днём я сплю. С чего ты взяла? Ночью я сплю. Как и все нормальные люди.

– А почему тогда сны днём тебе снятся?

– Как днём?..

– Ну, ты же сам сказал, что сны тебе который день подряд снятся.

– Дак… это образно. А сны-то мне по ночам снятся. К утру поближе. И всё один и тот же сон донимает. Виктор Васнецов видится во всей своей красе. Который уже раз…

Вовка сидел рядом, варенье ложками лопал и слушал, уши развесив.

– Ничего себе, Васнецов ему чудится… – тихо промолвил он. Потом повернулся ко мне и говорит: «А ты нарисуй его картину. И он перестанет сниться».

– А что, он рисовать умеет? – спрашиваю я у него удивлённо.

– Ещё как! – отвечает Вовка. Он, племянник-то, в пятом классе учится. – Мы, –продолжает Вовчик, – в школе его проходим. Много картин он нарисовал. Хороших. Но забывать его стали. Вспоминают редко. И пишут про него мало. Может, он обиделся на всех. А выбрал тебя. Надо же кому-то пожаловаться… Поэтому и приходит во сне к тебе. А ты возьми и нарисуй какую-нибудь его картину. Он подумает: ага, вспомнили, наконец. И сниться больше тебе не будет.

– Ты послушай, мальца-то. Башковитый он у меня, – поддакнула сестрица.

– А какую нарисовать? Если много их у него… – спрашиваю я Вовку растерянно.

– Да хоть «Грачи прилетели». Вон их сколько! Грачей-то… На деревьях даром сидят. Возьми и нарисуй их. Из окошка прямо рисовать можно…

Попили мы с ними чайку, погутарили о том о сём. И домой они пошли.

«Ишь ты, рисовать он ещё умеет, оказывается, чертяка этакий…» – подумал я, вспомнив Вовкины слова.

Не стал долго размузыкивать, собрался в салон художественный: кисти купить… пару листов ватмана да красок разных. Думаю, потрачусь немного, но всё равно свои кровные верну. Рано или поздно… Всё равно придёт, принесёт, раз вспомнил. Приснился даже. И не раз. Но не вечно же так будет продолжаться. Должен конец наступить. Да и сниться заодно перестанет, чёрт долговязый. Может прав пацан, Вовка-то…

Купил кисточки, выбрал красок в тюбиках, палитру подобрал. Мольберт пришлось брать. Сказали: без мольберта никак нельзя. Вместо ватмана холста рулон дали. Пояснили: на холсте лучше картины получаются. И дольше сохраняются. Подрамники хотели всучить, но я отказался. Подрамники-то можно и на работе сделать – дешевле будет. Тоже кое-что соображаю. Не совсем дурак…

Вскоре всё было готово. Можно приступать к ваянию.

Выбрал день попасмурней и расположился у окна грачей рисовать. Форточку открыл, чтобы получше птичек рассмотреть. Ну, и нарисовать покрасивше их. Чтобы пёрышко каждое увидеть и прописать досконально. Деревья-то и через стекло видны неплохо. Через тюль тоже различимы. Просвечивало сквозь его хорошо. Вот только через штору они, деревья, не просматривались. Плотная портьера у меня. Поэтому её я отодвинул. Тюль оставил. Видно же всё. Грачей полно за окном. Благо, что прилетели они уже. Сидят себе на деревьях. На ветках. Не шевелятся. Я только успеваю изображать их. Пока не улетели они. А то получится картина не «Грачи прилетели», а «Грачи улетели». И сон не пройдёт. Так и будет сниться. Васнецов-то.

К обеду почти всё нарисовал. Схематично только. Получилось неплохо. Совсем как в натуре. Деревья корявые, забор невзрачный на вид, но прямёхонький, лужа, небо, церквушка вдали. Ну, и пасмурно очень. Перекусил немного и дальше продолжил. Обвёл всё на несколько раз для пущей важности. Для выразительности. Красок не жалел. До вечера вроде всё успел. В цвете очень хорошо смотрелось. Живописно. Только краски не полностью высохли. Видно, олифа некачественная попалась. Утро вечера мудренее, думаю. Посидел ещё немного, полюбовался своей работой. Потом чайку пошвыркал на ночь и бай-бай пошёл. Ну, думаю, гуд бай, Витюша. Больше ты мне не приснишься…

Ночь прошла очень хорошо. Ни тебе снов, ни тебе явлений, ни тебе привидений. Кошмаров тоже не было. И я, по всей видимости, не храпел вовсе. Не слышал ничего. Крепко спал. Я уж успокаиваться начал. Как хорошо. Добрую Вовка идею подкинул. Но под утро, под самый рассвет, – явился всё-таки долговязый. Во всём своём обличии. Виктор Васнецов. Крутит пальцем у виска и зло улыбается… Я хотел спросить у него, что это означает, но тут нечаянно проснулся, полежал на спине тихонько, потом повернулся на бок и медленно, чтобы его случайно не потревожить (Виктор-то с пребольшим недовольством так и стоял у меня перед глазами), слез осторожно с кровати, ноги в тапки сунул и… шасть к картине. Стоит родимая. Всё в порядке. Думаю, а что же не так? Почему злится он? Чем недоволен? Может, забор не в ту сторону нарисовал? или грачей не всех изобразил? Быстро к окошку. Смотрю – всё так: и забор, и церквушка на месте стоят. Грачей на деревьях пересчитал – всё сходится… И пасмурно так же. Опять думаю: где же она не закончена? картина-то? в чём промашка моя? в чём закавыка? Долго рассматривал своё ваяние. И слева. И справа. И прямо, и сбоку. И приседал. Даже лёжа разглядывал. И на цыпочках стоял, вроде как сверху на неё смотрел. Непонятно!.. Потом мазнул слегка по краю картины, где лужа… Сыро… Так вот почему картина не закончена!.. вот где закавыка! – олифу некачественную подсунули, падлюки… Не успела высохнуть. Ладно, полагаю. Пусть стоит картина. Пусть сохнет. До следующего утра должна высохнуть, успокаиваю сам себя. Так уж и быть, подожду… Пусть Витюша ещё один разок приснится. Вытерплю…

Сходил на работу. Отработал день. Вновь всё нормально. Всё путём… Ещё один подрамник домой принёс. На всякий случай. Дома чаю попил. На картину посмотрел свежим глазом, полюбовался. Всё, вроде, хорошо. Картина – как картина. Здорово у меня получилось. И краски подсохли, вроде... Сам, как будто спокойный, но сомнения всё же донимали слегка. Как примет мою работу Витя? Еле ночи дождался. Что же будет?..

Ночь прошла вся в сплошных кошмарах. Васнецов заявился сразу после того, как я заснул. Даже ещё раньше. Как только закрыл глаза – он тут как тут. И не уходил уже. Всю ночь тыкал меня мордой в мою же картину и приговаривал: «Ты чего, не учился никогда?! Картин никогда не видел? И при чём тут грачи?.. Художник, твою мать… Да ещё олифы пожалел, скупердяй!» Кое-как я утра дождался.

Утром опять мазнул по луже на картине. Подсохло хорошо, но не совсем. Думаю, что-то ещё ему не подходит… Может, сюжет не годится? Может, тема не та? или качество ни к чёрту? грачи, почему-то, ему не нравятся… совсем они ему не нравятся. В чём дело? Как только рассвело, опять форточку открыл и начал огрехи исправлять, какие видел: тут подкрашу, там подмажу, здесь переделаю. Грачей во дворе на ветках нашего дерева почему-то больше стало. Видно, ещё подлетели. Пришлось и их подрисовывать. И ещё несколько грачей в полёте намалевал. В небе. Пока они кружили там. Потом сбегал в магазин за свежей олифой. На работу не ходил – махал веером у картины весь день, чтобы краска сохла быстрее. Форточку тоже открытой пока оставил.

Вечером спать совсем не хотелось. Да и боялся заснуть – а вдруг опять приснится… Картина-то ещё не высохла. А если не понравится она? Или ещё что-нибудь… За полночь глаза предательски заслезились, слипаться стали. Но ещё сидел напротив холста, смотрел, думал, размышлял. Глаза рукой тёр. Потом зевать начал. В сон клонило. Пересел на другой стул для разнообразия. Ужас, как спать тянуло. Но ещё хорохорился, сопротивлялся. То ходил по комнате, то на стуле сидел, то у окна стоял. На диван не садился – боялся… Долго крепился, но под утро сон всё же допёк меня. Не заметил, как уснул. Только глаза закрылись, а Васнецов опять тут как тут. Словно ждал меня и сам спать даже не ложился. Сразу ко мне подскочил и кричать начал: «Ты чего? Совсем с катушек слетел? Ты чего рисуешь?.. Грачей он рисует… Это же я… Васнецов. Виктор Васнецов. А ты… Чего ты?.. Васнецов же я… Эх… Художник, едрёна вошь…»

Я сразу же проснулся. Не стал больше терпеть такие оскорбления. Думаю, ну чего же тебе ещё надо? – деревья есть, грачи есть, забор есть, церквушка тоже на месте, снег лежит… даже лужа мокрая изображена… и блестит как настоящая. Чего же не хватает?..

«Может, рамки??? – внезапно меня озарило. – Надо сходить, рамку срочно купить. Ну, и на стену повесить…»

На работу решил не ходить в тот день. Позвонил – предупредил.

Дождался, пока откроется художественный салон, сбегал за рамкой. Взял недорогую, но с багетом, чтобы наверняка понравилась. Пока ходил, пока покупал, пока вставлял картину в раму – глядь в окно: что-то не то на деревьях творится… неладное что-то происходит. Комочки какие-то мохнатые на тех деревьях появились… Думаю: это что ещё за птицы новые появились?.. «Кыш!..» – крикнул пару раз в форточку, чтобы разлетелись они в разные стороны. Но не тут-то было. Как сидели, так и сидят. Не шелохнулись даже. Пришлось во двор идти. Подошёл поближе. Гляжу: а это грачи гнёзда себе из веточек разных смастерили. Вот тебе и комочки, думаю. Вот тебе и птички. Вот тебе и «кыш…» Делать нечего, домой вернулся.

Пришлось обратно вытаскивать картину из рамы, чтобы багет ненароком не запачкать краской. Стал дорисовывать гнёзда, время от времени сверяясь с натурой. Работал на совесть. Чтобы ни-ни. Когда все мохнатые комочки перекочевали на полотно, опять за веер взялся – подсушить получше.

Думаю, надо быстрее её заканчивать, покамест птенцы не вылупились… А то рисуй их потом, крохотулек… Пока гнёзда дорисовывал, пока веером махал – вечер подоспел. Размышляю: спать? или не спать? вот в чём вопрос… Где-то я уже слышал эти слова. Кто же их говорил? Приснится ещё… Решил не спать, на всякий случай. До утра чаи гонял. А в перерывах с веером около картины крутился. До утра подсохло хорошо – не липнет. Ни на деревьях, ни на луже. Камень с сердца упал. Неужели конец моим мученьям?.. Надо Вовке конфет купить? Или варенья банку дать… На всякий пожарный сверился с оригиналом – в открытую форточку смотрел, чтобы орнамент тюля не мешал. Всё правильно. Всё на месте. И птички, и ветки, и комочки. Ну и всё остальное. Фу… Полегчало. Можно опять в рамку ставить и на стенку вешать. Так и сделал.

Только повесил картину, только выровнял её по горизонту – звонок в дверь раздался. Кто это? Неужели Виктор? Неужто принёс?..

Открываю: нет, не Виктор… Сослуживец мой стоит. И спрашивает:

– А ты чего на работу не ходишь? – и в комнату бочком проходит. – А краской почему пахнет? Красишь, что ли?..

– Да так… – говорю, – готовлюсь к ремонту помаленьку…

Он поворачивается к стене, картина на которой висит. И ну смотреть на неё с любопытством. Долго стоял. Глядел, рассматривал. Внимательно так. И с каким-то даже интересом. То прищурится, то пошире глаза откроет. То поближе подойдёт, то подальше отодвинется. Потом спрашивает важно так у меня:

– Подлинник?

– Ну да… – отвечаю гордо.

– Повезло тебе! Где отхватил?..

– Да так… Получилось… По случаю…

– Ну-ну… Секрет, значит…

– Да нет, нету здесь секрета никакого. Васнецов дал. Виктор, – говорю, чтобы отвязался тот со своими расспросами.

– Да ты что-о-о… А он где Саврасова взял?.. Да ещё в подлиннике…

– А кто его знает. Может, сам нарисовал… Может, подарили ему. А может, они родственники… С этим… с Саврасовым…

– Шутить изволите?.. Ну-ну. А ещё что у него есть? На продажу. Я бы взял что-нибудь… из Саврасова. Или из Сурикова. Молодцы, ребята… Классики!

– А хочешь… эту бери… Только не сейчас. Как сны закончатся…

– Ну ты и горазд… спать-то… Сколько тебе времени ещё надо?

– За неделю, может, и управлюсь. Я брякну тебе, когда созрею…

– Лады! Замётано! Но чур, никому ни слова! А то набегут…

–Не-е-е… Никому не скажу.

– Ну ладно. Готовься дальше к ремонту своему. А я побежал, – радостно закончил сослуживец и к двери направился.

Только он через порог переступил, я спрашиваю у него тихонько:

– А чего ты… про Саврасова-то давеча говорил?..

– Ну, у него же, кроме этого, много ещё полотен. И подделок тоже много. А эта картина «Грачи прилетели» – сразу видно, что подлинник. Подлинник-то ни с чем не перепутаешь.

– Вот и я про то… Ну, лады. Бывай. Я брякну тебе… Если что…

Стою один в коридоре, раздумываю. Перевариваю… Сравниваю… Анализирую… Что-то я не совсем понял про Васнецова, про его картину «Грачи прилетели…» Про Саврасова тоже не до конца уяснил. Оказывается, что у него тоже есть картина «Грачи прилетели». Да ещё она здорово похожа на мою. А моя похожа на подлинник… Странно… Может я что-то не то делаю?..

В ходе раздумий появились большие сомнения в Вовкиной осведомлённости. Позвонил Ольге. Говорю: «А где Вовка?.. Чего он мне в тот раз наплёл… Про Васнецова… Про его картины… И про грачей!.. Васнецов как снился мне, так и снится. И, видимо, будет всегда мерещиться… Он же не Саврасов тебе, какой-нибудь… И даже не Суриков». Много чего я ей ещё сказал.

После обеда телефон разрывался. Вовка звонил. Сразу на меня вышел, как только из школы вернулся. Он сказал, что хочет извиниться и исправить свою ошибку. Лепетал, что чёрт попутал. Объяснил, что «Грачи прилетели» Саврасов нарисовал, а не Васнецов. Мол, перепутал он, нечаянно. Не хотел, де, он меня обманывать. Не нарочно он это сделал. Просто так вышло… По невнимательности… Говорил, что у своей учительницы сегодня спрашивал про картину «Грачи прилетели». Она, дескать, тоже сказала, что её нарисовал Саврасов. Потом Володька опять исправился: не нарисовал, а написал. Мол, учительница так ему по-научному изрекла – написал. А она, грит, знает кое-что об этом… Художники, оказываются, не рисуют, а пишут.

Вовка ещё раз попросил прощения и посоветовал, как можно исправить такую ситуацию. Мол, ничего страшного, можно и другую картину написать. Или полотно. Дескать, картины полотнами ещё называют. Он порекомендовал мне, чтобы лучше я «Богатырей» написал. Ну, тех трёх богатырей на конях: Илью Муромца, Добрыню Никитича и Алёшу Поповича. Вроде бы, тоже он, Васнецов, их написал. Или, говорит, можно написать «Утро стрелецкой казни». Или «Боярыню Морозову». Мол, ещё проще.

До вечера ещё оставалось немного времени, и я решил его зря не тратить, а сразу взять кисть и начать писать. Мыслю: какую картину из предложенных Вовкой нарисовать? Написать, то есть?..

«Богатыри» сразу отпали: трёх человек да трёх коней писать… – времени не хватит. Да и люди плохо у меня получаются. Кони совсем не удаются. Хвосты ещё можно нарисовать. Написать, вернее… Да, к тому же, я не знаю у кого из них конь, а у кого лошадь. У кого жеребец, а у кого кобыла, другими словами. Они же разные по некоторым признакам. Нарисуешь не так – залягают ещё…

«Боярыню Морозову» тоже не ахти как изображать. Сани одни только можно. С них и хотел начать. На санках в детстве катался почти каждый день в зимнее время. И знаю, как они выглядят со всех сторон. Даже, какие они изнутри, знаю. А большие сани-розвальни, на которых боярыня ехала, в деревне у бабушки с дедушкой видел. Рисовать их не сложно… Но потом вспомнил, что у нас с Морозовой разногласия большие. По религиозной линии. Она крестится двумя пальцами. Перстами, точнее. А я – тремя… Поэтому «Боярыню» тоже отставил.

Осталась одна картина – «Утро стрелецкой казни». Пока разбирался с теми двумя, время пролетело. И не заметил, как. Но до утра ещё немало оставалось. Можно с пользой потратить. Считаю время: пока подрамник принесу из кладовки, пока холст натяну, пока загрунтую, потом краски наведу – утро и настанет. Вставай у мольберта – и пиши… Чего ещё надо… Кисти ещё надо успеть от старой краски отмыть. А то не стрельцы, а грачи получатся. Потом вспомнил, что ни на одной казни не присутствовал. Что там положено изображать? Начал философствовать: ну, стрельцы, само собой… а вот про птиц – могли сидеть на деревьях в то утро грачи или нет? или летали они? может, их там вообще не было? или там другие птицы были… – не грачи? я не знаю, и спросить не у кого! церковь должна быть! как же без неё… – Россия же… можно маленькую церквушку сбоку приспособить… чтобы места много не занимать… или только кресты одни показать? вроде как из-за домов выглядывают… Что ещё?? Деревьев там точно не должно быть! Их же не в лесу казнили… В городе, однако. И утром. Кто ж это вечером головы рубит? Про птиц однозначно не решил. По ходу написания посмотрю. Но всё равно, кисти надобно получше отмыть… А то потом греха не оберёшься…

С них, кисточек, прямо и начал. Поштучно мыл. Качественно. С мылом. Каждую волосинку отделял, прочищал, продувал. Палитру чистой тряпочкой протёр и пылинки сдул, на всякий пожарный. Потом краски проверил. Сгруппировал их по цвету и тону. Тёплые слева положил. Холодные справа. Белила между ними. Болты на мольберте подтянул. Хотел смазать их, но солидола не нашёл. Картонку под ножку подложил, чтобы не шатался, мольбертик-то. А когда дело до подрамника дошло, то вспомнил, что большой нужен подрамник. Картина-то большая должна получиться. А у меня только маленький. И только один. Другого нет. Холста-то хватит. Холста полно у меня. Рулон целый. Его ещё и сшить можно. А куда же его, холст-то, натягивать?.. Подумал-подумал… и придумал.

Придумал я нарисовать упрощённый вариант казни. Написать, вернее. На этом и остановился. Упрощённый-то и на маленьком полотне уместится. Запросто! К тому же, чтобы писать упрощённую версию, не нужно утра ждать. Можно сразу начинать. Передумывать не стал. А то, пока думаешь, заснуть можно. А заснёшь – приснится какая-нибудь образина. Васнецов, к примеру… Или… Или боярыня ещё чего доброго привидится… Заявится не спросясь… Ей палец-то в рот не клади…

С рассветом первые солнечные лучики прямо на холст упали. Удачно они так расположились. Сразу стало видно, что утро на картине. Раннее. Я быстренько обвёл лучи кисточкой, пока они не исчезли. Успел. Вот повезло, так повезло. Никаким Васнецовым так не везло. Чистый подлинник… И лучи эти падали из правого верхнего угла. Как раз прямо на казнённых стрельцов. Они, бедолаги, у меня слева на картине расположились. Лежат вповалку. Вперемежку. Кто-то ещё сидит. Живой, который. Или ранетый. Несколько человек стоймя стоят. Гордо. Один голову наклонил. То ли от испуга. То ли болезный… – на градусник с тлеющей надеждой исподтишка смотрит – тот из-под мышки торчит. Женщина руки растопырила, мальчонку защищает. От убивцев. Другая вовсе лицо закрыла. Всё, как и должно быть. Всё, как в жизни. Всё, как на казни. Страшно. Больно. И несправедливо. И горько…

Думаю, чего бы ещё такого изобразить… Существенного… Телегу пририсовал. Бывшую в употреблении. Откуда у стрельцов новая-то… Всё честь по чести.

Мужик с бородой в красной шапке – как там и стоял всю жизнь. И с такой ненавистью смотрит… Аж мне самому страшно стало. В животе сжалось. И в голове заторкало.

Девочка маленькая в красном платочке тоже сидит на своём месте. Понурая. Бедняжка. И лучи, лучи… – утро, значит.

Вспомнил, что при казнях из властных структур кто-нибудь присутствует. В обязательном порядке. Типа царя. Или премьер-министра. Прокурора иногда посылают. На худой конец. Иначе, и не казнь это будет. Но со стрельцами должен несомненно царь разделаться. И не ниже императора. Тут сомнения у меня возникли: был там на самом деле император или нет?.. Решил не рисковать и заменить персонаж. Тем более, что я сегодня за автора выступаю. А автору многое позволено. В голове идея новая появилась. Поэтому, заместо Петра на коне, тачанка в уголке притаилась. Невзрачная такая. И в тенёчке. На тачанке «Максим» закреплён. Пулемёт такой раньше был. А за «Максимом» – Чапаев наизготовку. Лицо его не стал прорисовывать, времени-то в обрез. Василь Иваныча посадил вполоборота, чтобы он не слишком выделялся. И не особо приметным казался. Вроде бы Чапаев. А вроде бы и нет…

Кое-как успел до утра написать. Весь холст заполнил. Композиция прекрасна удалась. На славу. Всё вписалось – как тут и было всю жизнь. Проверил горизонтали, подправил вертикали. Диагонали тоже хорошо получились. Да и лучи подчеркнули их. В общем, всё натурально вышло. Казнь – как казнь. Упрощённо, только. Но это уже не важно. Важно – сюжет весь прописался. Тема полностью раскрылась. Картина – хоть на выставку. Хоть на продажу. Краски так и сияют. Свеженькое всё. И с олифой, по-моему, повезло. Если продавцам верить. Но они уверяли… божились… Теперь надо, чтобы высохла картина поскорее. Надо веером на неё махать. А я стоять не могу. Всю же ночь на ногах провёл. Да и в сон клонит. Спать охота – спасу нет. Я и чай пил, и песни пел, и маршировал, и по щекам хлестал, и в форточку дышал, и на восход смотрел – ничего не помогло, сморило меня напрочь. Сел на диван – и мгновенно отключился.

Проснулся вечером уже. Спал сидя, но хорошо выспался. Даже отлично. А главное – не снился никто. Ну, думаю, угодил Васнецову начисто. Вот и разделался я с ним, наконец-то. Тю-тю, Витюша. Потом про сослуживца вспомнил: может, продать ему «Грачей?..» Или подождать пока?.. Решил подождать.

Сижу, на картину любуюсь. Красота! Подошёл, пощупал – высохло. Хорошо высохло… Видать, олифа, всё-таки, хорошая во второй раз попалась. Удача! Не обманули! Не зря божились! Потом прикинул в уме свои возможности и размечтался: а чего ей, олифе-то, пропадать? да и красок вон ещё сколь! а холста ещё больше, рулон целый. Да и мешков разных в сараюшке не меряно… Рогожа ещё есть. Подрамников только нет. Но их-то у себя на работе я сколько хочешь сделаю. И решил завтра с утра на работу сбегать. За подрамниками. А пока подготовкой занялся.

До ночи много чего переделал. Всё приготовил. И кисти вымыл, и краски по цветам аккуратно разложил. Холст весь перемерил – теперь точно знаю, на сколько картин его хватит. Не хватит – мешковина от кулей в дело пойдёт. Рогожа… на крайний случай. Её много. Так-с… Хорошо! Ещё перечень картин необходимо составить. Надо будет завтра у Вовки спросить. Башковитый всё же он у нас. Ещё нужно сослуживцу позвонить да спросить у него, чего ему ещё надобно. Хоть из подлинников, хоть из копий. Копии тоже должны хорошо продаваться… Заодно надо будет спросить у него: не передумал ли он «Грачей» брать? А то, если раздумал, придётся других покупателей искать… Ну, это дело нехитрое – только свистни! Вроде бы, сегодня всё сделал. Удачный день выдался. Плодотворный. И выспался даже. Теперь можно и не спать. Но, если сегодня ночью не спать, то завтра днём спать захочется. Как пить дать, захочется. А как же подрамники?.. Решил поспать немного. Чуток. Да и не должен никто присниться. Всё же хорошо получилось. Как в жизни. На душе полегчало. И сердце больше не токало. Расстелил и лёг. Долго лежал, думал, ворочался, планировал, мечтал, незаметно отключился.

В эту ночь приснились аж трое… Три богатыря. На конях… Или на лошадях… Может, и на кобылах. Или на жеребцах. Значения не имеет. Да и вообще не важно. В центре на чёрном коне – Васнецовым себя называл. Виктором. Кулаком мне в лицо норовил попасть. Ну и про художника опять то же самое говорил, что и в те разы. А конь его (или кобыла) хвостом размахивал и гривой тряс. Слева – Саврасов, по всей видимости, – с огромной бородой и усищами. Он ехидно ухмылялся в здоровенные огненные усы и языком для чего-то цокал. Потом спросил строго у меня про грачей: мол, они прилетели, или улетели уже. Справа – ещё один богатырь – небольшого роста на рыжем коне. В руках у него виднелся «Максим», а на голове папаха Чапаева с ленточкой красной нахлобучена. Он себя никак не называл, только пулемёт держал в мою сторону. Боярыню он ещё постоянно вспоминал… Звал, видно, её. И про сани говорил… И ещё смотрел на меня грозно. Страшно... И жутко… Хорошо, что я вовремя проснулся. Пулемёт-то заряженный.

А в воскресение мы с Вовкой, Ольгой и сослуживцем моим в картинную галерею ходили. Много чего я там увидел и узнал. Про художников… и про их картины… И грачей видел, которые прилетели. И утро стрелецкой казни. И боярыню в санях-розвальнях… И трёх богатырей лицезрел. Как наяву. Я сразу сообразил, кто это мне третьим снился. С пулемётом…

Давно мне надо было туда сходить. А не Вовку слушать. Но нет худа без добра. С искусством вплотную соприкоснулся.

Подрамники потом мне все пригодились. Холста хватило. Мешки не трогал. Сюжеты сам выбирал. Картины уходили на ура. Хоть и копии были…

И сны мне снятся теперь только хорошие. По праздникам. По будням вообще не снятся. Хоть днём сплю, хоть ночью. Хоть лёжа, хоть сидя.

А недавно Витька Васнецов заходил, коллега из соседнего отдела. Долговязый. Чёрт этакий. Долг приносил. Прощения просил. Извинялся. Говорил: забыл, что одалживал, но вспомнил недавно… Во сне, дескать, вспомнил… Мол, я ему приснился…

Давно я ему в долг давал. И всё это время ждал, когда же отдаст.

Я не стал ему говорить про эти сны окаянные, что меня донимали.

Но мне вот интересно, а в каком виде я ему снился?..

© Анатолий Цыганок

2012